[Николас Гордон]

Хотелось пить. Николас судорожно вздохнув, закрыл слезящиеся глаза.

От прежних радужных планов побега не осталось и следа.
Нет, он пытался, пытался сбежать. Только вот опыта у него подобного было ох как немного. Итог был вполне закономерным - избитый без воды и еды, закованный в железо, он уже три дня как сидел в каменном мешке.
Отчаяние ушло, оставив после себя лишь апатию и слабость.
Николас был уже не столь юн, чтобы беспричинно надеяться. Единственное, что сейчас мешало ему забыться - это жажда. Горло пересохло и измученное воображение издевалось над беднягой, представляя ему видения столь желанной влаги.

В месте, где Николас вынужденно находился все это время не было никакого источника света, поэтому, когда железная дверь заскрипела, неохотно поворачиваясь на проржавевших петлях и в открывшийся проем проник неверный свет факела, Николасу показалось, что он ослеп - слишком ярким был свет для отвыкших от него глаз.
Наконец, проморгавшись, он сумел рассмотреть вошедших - испанский офицер и с ним двое солдат, один из которых и держал факел. Офицер поморщился, разглядывая несчастного, но говорить ничего не стал, лишь махнув в сторону пленника рукой, что можно было расценить и как приказ избавиться от него и как приказ вытащить его из камеры.
Верным оказалось второе. Кандалы с ног и рук снимать не стали, но концы толстой цепи от стены открепили.
Николас сам идти толком не мог, поэтому солдатам пришлось тащить его самим, ухватив под локти, что хорошего расположения к пленнику им не добавило.

Что было дальше, Николас толком не запомнил.
Какое-то мрачное помещение, заполненное дымом факелов, ледяной каменный пол, на котором он стоял босиком, переминаясь с ноги на ногу и слегка покачиваясь, испанская речь, доносящаяся со всех сторон, потом один удар, угодивший в живот, второй - по ногам, третий...холодного пола он теперь касался уже не только ногами, но и лбом, руками защищая голову и поджав ноги к животу...
дальше...Дальше была только боль.

Он очнулся оттого, что лица коснулось что-то холодное и влажное. Сил едва хватило на то, чтобы прохрипеть чужим, слабым и сиплым голосом одно слово.
- Пить...
Через минуту его голову приподняли и он ощутил, что что-то твердое коснулось его рта. Он поднял дрожащие руки, вцепившись в холодную кружку и выпил воду, которая в ней была. Вода была невкусная, отдавала болотом, но Николас был безумно рад и этому.
Поняв, что в кружке не осталось ни капли, он бессильно опустил руки, ощутив ладонями колючую солому, на которой и лежал.

- Как думаете, капитан, оклемается? - сквозь окружившую его душную темноту пробился чей-то голос.
- Если и оклемается, то только для того, чтобы оказаться на виселице,- голос отвечавшего звучал спокойно.
- Все там будем,- философски отозвался первый говоривший.

В ушах Николаса зазвенело и он снова окунулся в глухую тьму.
Через некоторое время Николас пришел в себя и даже сумел разлепить глаза. Он лежал в сумрачном помещении, которое было значительно больше давешнего каменного мешка. В паре шагов от него сидели еще четверо людей. Одеты все четеро были в весьма непрезентабельного вида рванье, которое, может быть, и было когда-то приличной одеждой, но давно лишилось права называться столь гордо.

- Очнулся, друг-смертник,- усмехнулся один из них, заметив внимательный взгляд Николаса.
Тот лишь кивнул, скривившись от боли.
Заметив это, второй усмехнулся и лихо подмигнул бедняге.
- Ничего, скоро отмучаемся.
Третий - молодой парень, рванье которого выглядело чуть приличней, а взгляд - уверенней, несильно пихнул говоруна локтем в бок.
- Тише ты, болтун,- видишь, итак беднягу вон как отделали. Дай в себя прийти.
- Конечно, капитан,- тот посерьезнел, из взгляда ушла бравада.
- Как думаете,- немного помолчав, спросил тот, кого назвали капитаном,- Пьер-то жив или испанцы уже отправили его на свидание с Господом?

Один из пленников пожал плечами.
- Вряд ли испанцы дали ему так просто умереть, небось тоже про золото выпытывают, вон как у того бедняги. Но все равно, нам всем жить осталось недолго,- он усмехнулся и облокотившись спиной на стену, закрыл глаза.

Капитан опустил голову, уставившись в серый грязный пол немигающим взглядом.

В камере воцарилась тишина.